Игорь Петрович Иванов и коммунарская методика
Игорь Петрович Иванов и коммунарская методика
СОРОКА-РОСИНСКИЙ Виктор Николаевич
Трудновоспитуемыми обычно называют тех детей, которые по своему поведению не могут оставаться в школах и детских домах нормального типа и требуют помещения в особые учреждения со специально для них приноровленным режимом. Трудновоспитуемых при этом обычно смешивают с дефективными детьми, хотя, как это будет выяснено ниже, здесь имеется некоторое различие.
До революции и в педагогической литературе, и в педагогической практике уделялось известное место той категории детей, которых прежде называли малолетними преступниками и которые воспитывались в особых воспитательно-исправительных учреждениях, направляясь туда по приговорам суда; что же касается до трудновоспитуемых, то о них почти ничего не говорилось, и, разумеется, не оттого, что трудновоспитуемых прежде не было.
Они были и до революции, но обыкновенно, помыкавшись по разным школам и интернатам, они всюду изгонялись, а затем и вовсе выбрасывались за борт школы и, таким образом, не затрудняли ее больше вопросом о своем воспитании, по крайней мере до того момента, пока они не становились малолетними преступниками и не поступали на попечение упомянутых воспитательно-исправительных учреждений.
Ныне тяжелые условия переживаемой нами эпохи дали очень большой процент вообще всякого рода дефективных детей, и трудновоспитуемых в частности. Но теперь школа нормального типа не может так легко отмахнуться от них, попросту выбросить их за борт, как это делалось прежде; ныне вопрос о трудновоспитуемых ставится совсем иначе — трудновоспитуемые нередко переворачивают вверх дном школы и детские дома нормального типа, делая невозможным в них правильный ход учебно-воспитательного дела.
Для трудновоспитуемых нужны учреждения особого типа — таково решение этого вопроса. Вопрос заключается в том, какого типа должны быть эти учреждения, такого ли, как для морально дефективных детей, или здесь необходим иной, особый тип воспитания и обучения.
Обычно принято смешивать обе эти категории детей, объединяя их под общим наименованием дефективных, и с внешней стороны такое объединение кажется как будто вполне законным — ведь, в самом деле, каждый дефективный ребенок трудновоспитуем, а каждый трудновоспитуемый оттого-то и труден, что обладает каким-нибудь дефектом. Кажется, все это так просто, что и спорить можно лишь о различных оттенках дефективности и о распределении детей по соответствующим этим оттенкам и степеням дефективности учреждениям.
На самом же деле вопрос этот не так прост, как может показаться с первого взгляда.
Прежде всего, логически мыслим такой случай, что тот или иной ребенок может оказаться трудным вовсе не в силу какой-либо дефективности вообще и уж тем более не в силу моральной дефективности, в частности, а наоборот — по причине сложности и богатства своей натуры: молодое вино ведь всегда сильно бродит; сильные и талантливые натуры развиваются зачастую очень бурно, а с другой стороны — умеренность и аккуратность, столь милые сердцу многих педагогов, вовсе не всегда говорят о чем-нибудь ценном в духовном отношении. Чичиков в литературе и Аракчеев в истории были примерными воспитанниками, приводившими в умиление своих воспитателей, и, наоборот, как раз-то наиболее яркие во всех отраслях жизни люди очень часто бывали горем для родителей и воспитателей и предметом их отчаяния — достаточно прочесть биографии наших выдающихся писателей и общественных деятелей, чтобы многих из них отнести к числу трудновоспитуемых.
Нет, трудновоспитуемость не всегда означает дефективность, а тем более моральную дефективность; здесь между этими понятиями должна где-то лежать разделяющая их черта. Может быть, ее не так легко определить в точных научных терминах, но во всяком случае педагогическое чутье улавливает эту границу и заставляет многих вдумчивых педагогов мириться с невозможным поведением некоторых своих питомцев, но не направлять их в учреждения для морально дефективных детей.
Но чтобы легче было определить эту границу, следовало бы прежде всего хотя бы на время отказаться от этого очень удобного на первых порах, но потом очень сбивающего термина — «трудновоспитуемые».
Ведь раньше, не говоря уже о резких случаях дефективности физической и умственной, очень много детей самых разных категорий считались трудновоспитуемыми только потому, что в школе нормального типа с ними приходилось трудно; но вот отсюда выделили умственно отсталых, выделили морально дефективных, затем невропатов, нуждающихся в медико-педагогическом воздействии, затем переростков, и все-таки за вычетом всего этого остается еще какой-то остаток, который готовы признать какой-то особой категорией, отличной от всех других, вышеперечисленных, но который, с другой стороны, при попытках более точного определения вновь готовы смешать со всей массой трудновоспитуемых, из которой он был выделен, и только потому, что дети, принадлежащие к этому недостаточно дифференцированному виду трудновоспитуемости, имеют сходные с остальными ее видами черты.
Вместо термина «трудновоспитуемость», понимаемого в широком смысле этого слова, мы будем употреблять выражение «уклонение от нормы».
Но уклонения могут быть следующего вида: вниз от нормы, вверх от нормы и, если так можно выразиться, в сторону от нормы. Эти три вида уклонения мы условимся называть: 1) субнормность, или дефективность, 2) супранормность, или повышенная в качественном или количественном отношении одаренность натуры, и 3) денормность, или уклонение от нормы в узком смысле этого слова.
По своему происхождению всякое уклонение от нормы может быть двояким: 1) экзогенным, когда оно происходит главным образом под влиянием внешней обстановки и идет от периферии психики к ее ядру, и 2) эндогенным, когда оно является результатом какой-нибудь органической особенности душевной или нервной природы ребенка.
И вот, рассматривая с этой точки зрения различные типы уклонения от нормы, мы можем отметить следующие типы характеров, из которых каждый требует особого к себе подхода, особого типа воспитания и соответственно с этим особого типа учебно-воспитательного учреждения.
1. Представим себе ребенка вполне здорового в духовном отношении, не уклоняющегося в отношении одаренности ни вверх, ни вниз от нормы, потенциально, так сказать, вполне нормального ребенка школьного возраста и предположим, что внешние условия оказали неблагоприятное влияние на его развитие; мы будем тогда иметь случай экзогенной деформации духовной личности ребенка, где могут быть следующие две возможности.
а) Деформация сравнительно поверхностная, не успевшая исказить и изуродовать устоев духовной личности ребенка, т. е. мы берем самый типичный случай — мальчик благодаря тяжелым условиям переживаемой нами эпохи оторвался от семьи, попал на улицу, стал поворовывать, перестал ходить в школу, привык бродяжничать, просветился в сексуальном отношении, исхулиганился, но все это так, что здоровое ядро его личности осталось все-таки нетронутым, что вся порча отразилась главным образом на периферии его характера, не создав еще устойчивых соединений и прочных дурных привычек.
Что же это, моральная дефективность или что-нибудь иное?
Нет, это денормность только, так как порча моральной стороны психики носит лишь поверхностный и временный характер, т. е. то, что временно случается со всяким нормальным человеком. Это денормность, происшедшая из-за педагогической запущенности, т. е. от запущенности в отношении воспитания и обучения.
Следует ли такого мальчика помещать в учреждение для морально дефективных, где так сильно чувствуется запах тюрьмы, улицы и преступной шайки?
Ни в коем случае. Для такого мальчика нужна школа-интернат особого типа, переходного между учреждением для дефективных и нормальной школой; здесь нужна лишь здоровая, трудовая атмосфера, хорошая дисциплина, хорошая выправка ума и воли — в такой атмосфере здоровая по существу натура такого мальчика скоро сама жадно потянется к осмысленному труду и постепенно забудет все скверные привычки, приобретенные раньше; общество же морально дефективных детей может лишь очень замедлить этот процесс самооздоровления, самолечения психики и даже исказить его.
Весь вопрос заключается лишь в том, насколько велика педагогическая запущенность такого мальчика, может ли он нагнать своих сверстников и продолжать обучение во 2-й ступени, или это для него уже недостаточно. В первом случае его нужно вернуть в школу нормального типа, во втором случае надо дать какое-нибудь ремесло или возможность получить какое-нибудь профессиональное образование, сообразно с одаренностью.
б) Берем второй случай — вполне здоровый и нормальный в нервно-психическом отношении мальчик с экзогенной деформацией психики, но настолько глубокой и упорной, что она отразилась не только на периферии психики, но и на здоровом ее ядре, сообщив ей достаточно прочные дефективные привычки и наклонности — мальчик ворует, привык уже к воровству и видит в нем наиболее удобный способ существования; он привык и к бродяжничеству, сделался неисправимым бегуном не из-за какой-нибудь болезненной страсти, а просто потому, что вне детского дома он всегда сумеет устроиться с большими для себя удобствами, промышляя всякими видами уличного промысла — от мелкой торговли до воровства включительно. Он познакомился и с другими прелестями свободной жизни, причем приспособиться к ней ему помогло общее здоровье психики — ведь он обладает достаточно развитым интеллектом, умеет ставить цели и добиваться их осуществления, он владеет собою, достаточно деятелен, энергичен и предприимчив, достаточно уравновешен в проявлениях своей эмоциональной жизни и в этом отношении обладает большими преимуществами сравнительно с другими своими товарищами, которые попали на улицу из-за дефективности своего характера, из-за неспособности жить в нормальных общественных условиях.
Одним словом, здесь мы имеем случай, когда само душевное здоровье лишь способствует этой экзогенной деформации личности, которая в конце концов деформируется настолько, что разрушит и то, что мы называем душевным здоровьем.
У такого типа мы, наряду с порочными сторонами, можем найти и своеобразное благородство, словно взятое из какого-нибудь бульварного повествования о ворах-джентльменах; мы найдем у него и своеобразное чувство чести, шаечной, но все-таки чести, найдем и умение любить и привязываться, и способность к героизму и даже к самопожертвованию — найдем много привлекательных черт. И при всем этом на таких ребят надо смотреть как на в высшей степени опасных в общественном отношении, особенно если при этом они оказываются умными, темпераментными и талантливыми, — из них могут впоследствии выработаться вожаки и атаманы очень вредных шаек, с которыми много придется возиться представителям общественного порядка.
Таких ребят следует признать морально субнормными, надолго изолировать в особых воспитательно-исправительных учреждениях для правонарушителей и продержать там достаточно продолжительное время. Не следовало бы отсюда прямо выпускать их в жизнь, но предварительно пропустить через какое-нибудь учреждение с достаточно строгой дисциплиной, например через всякого рода военные школы, либо через какую-нибудь техническую школу с очень напряженной трудовой дисциплиной.
После достаточно продолжительного периода перевоспитания такие ребята могут совершенно исправиться и, получив необходимые для жизни честным трудом знания, могут стать очень полезными членами общества, причем от прежней их дефективности не останется и следа — вновь восстановленное душевное здоровье может быть в этом верной порукой.
2. Перейдем теперь к видам уклонения от нормы эндогенного происхождения.
Здесь мы будем иметь дело с проявлениями болезненной конституции психики, на которой чрезвычайно тяжело отразилась пережитая эпоха войны и революции, с тяжелой наследственностью, с различными органическими дефектами нервной системы и психики, причем в данном случае мы ограничимся рассмотрением лишь тех видов уклонения от нормы, когда оно не требует специального лечебного режима.
а) Сюда войдут всякого рода психоневротики, истерики, неврастеники, дети с разного рода дефектами в области эмоциональной и волевой, дать общую характеристику которых очень затруднительно ввиду удивительного разнообразия форм уклонения от нормы. Одним из наиболее характерных признаков в данном случае будет общая неустойчивость психики, плохая ее сопротивляемость вредным влияниям, повышенная эмоциональная возбудимость, слабость задерживающих центров и сильная наклонность ко всякого рода душевным вывертам.
При всем разнообразии всяческих уклонений от нормы мы можем наметить некоторые основные группы.
Вот мальчик 14 лет А. Б., истерик, с чрезвычайной эмоциональной возбудимостью, вспыльчивый, невыдержанный, самолюбивый. Будучи в нормальном детском доме, он постоянно дерзил, грубил, совершенно не подчинялся дисциплине, совершал побеги, разрушал вещи и производил всякого рода беспорядок, доходя иногда в приступах нервного возбуждения до припадков гнева и грубости, теряя в таких случаях всякое обладание собою и кидаясь на воспитательниц. Но при всем этом А. Б. вовсе не может быть признан аморальным — он не ворует, доступен раскаянию, старается загладить свои промахи, у него есть чувство чести, он дорожит хорошим о себе мнением и всячески старается исправиться, порученную ему работу выполняет очень добросовестно, отличается распорядительностью, часто потому выбирается на разного рода административные посты по ученическому самоуправлению и охотно несет по собственной инициативе весьма хлопотливую должность старосты по гардеробу, но, что характерно для него, никогда не стремится выслужиться или как-нибудь отличиться; «на службу не напрашивайся и от службы не отказывайся» — вот его правило.
Разумеется, такому мальчику не место в детском доме нормального типа — он там становится коноводом, начинает чувствовать свою силу и свою безнаказанность, он заражает товарищей своим настроением и в результате портит всех, да и его там портят, так как здесь требуется особый подход, особый режим. Но такому не место и среди морально дефективных — благодаря своей слабой сопротивляемости дурным влияниям он рискует лишь развратиться.
Это не морально дефективный мальчик, это типично трудновоспитуемый, или денормный, как мы условились называть этот вид уклонения от нормы. Два года пребывания в специальном для таких детей учебно-воспитательном учреждении — и он может быть с полной гарантией за выправление возвращен в школу нормального типа, где получит возможность закончить свое образование. Разумеется, некоторая неуравновешенность останется у него надолго, может быть, и на всю жизнь, он всегда будет во главе протестующих, ему трудно будет ладить с окружающими, но страдать от своих обязанностей будет он сам, но не общество. Больше того, такие элементы общественно необходимы, без них общественная жизнь была бы очень пресной.
б) Второй случай — наиболее характерный для питомцев воспитательно-исправительных учреждений: на почве эндогенного извращения психики при общей ее болезненности, либо вследствие дурной наследственности, либо из-за тех или иных органических недостатков мы имеем более или менее стойкое повреждение морального чувства.
Вот воспитанник В. Г. 12 лет; скверная наследственность — отец разбит прогрессивным параличом на почве сифилиса, старший брат имеет несколько судимостей, сам мальчик интеллектуально развит очень хорошо, может учиться, любит читать, всё запоминает легко, но в остальном отношении очень испорчен; ворует и, будучи пойман, не только не обнаруживает какого-нибудь раскаяния или смущения, но, наоборот начинает вызывающе грубить, нагло отрицая самые неопровержимые улики; ворует у товарищей, ворует в школе, ворует вне школы, если получает отпуск; лжив, никогда не сознается не только перед педагогами, но и перед товарищами в совершенном проступке; желая разжалобить воспитателя при определении в школу-интернат для трудновоспитуемых, наговорил всяких ужасов про скверное с ним обращение со стороны матери, что при исследовании вопроса и при наблюдении за отношением к нему родителей оказалось сплошной ложью; при всяком удобном случае норовит убежать из детского дома с целью что-нибудь «промыслить» на улице или на рынке, в половом отношении тоже неладно — преждевременно развит, циничен, испорчен; бывает нагл до нестерпимости, особенно с воспитательницами, и позволяет себе отвратительные по цинизму слова и выходки; привязанности или симпатии ни к кому не обнаруживает — ни к дому, ни к товарищам, но все время находится в обществе ребят и вечно что-нибудь устраивает с ними — мена, карты, грязные разговоры и т. д.
Таков В. Г. Здесь мы имеем дело с типичным случаем нравственной дефективности. Разумеется, в нормальном учреждении ему не место — там он становится источником нравственной заразы. Следует ли отдать его в учреждение для трудновоспитуемых?
Вряд ли. Ведь его субнормность в моральном отношении настолько велика, что шансов на исправление в короткий срок нет никаких. При таком положении думать о возвращении его в школу нормального типа и о максимальном продолжении его образования тоже не приходится. Вполне достаточно, если он получит знания и умения в области какого-нибудь ремесла и найдет впоследствии более выгодным для себя заниматься этим ремеслом, а не воровством. Для этого мальчика место в учреждении для морально дефективных.
в) Третий случай сравнительно не частый и обычный: при наличии эндогенной деформации психика, в общем, сохраняет равновесие, может быть, в силу того, что повреждена равномерно и во всяком случае при всей своей дефективности приобрела некоторую устойчивость, может быть временную, но во всяком случае способную ввести в заблуждение неопытного наблюдателя.
Вот мальчик 15 лет Д. Е., уже второй год находится в школе-интернате для трудновоспитуемых, и с внешней стороны у него все благополучно: учится он прилежно, ведет себя прилично, должности по ученическому самоуправлению выполняет исправно, принимает участие в добровольных кружковых занятиях, в кражах и картах не замечается, в самовольные отлучки не уходит.
Казалось бы, чего же еще можно желать от трудновоспитуемого — мальчик полон маленьких добродетелей и не имеет ни одного крупного порока. Вот в этом-то и заключается его дефективность: Д. Е. не способен ни на что крупное — ни на хорошее, ни на дурное. Он — полная противоположность вышеупомянутому мальчику А. Б., у которого с внешней стороны очень много крупных недостатков, но ядро личности в нравственном отношении неповреждено; Д. Е. — наоборот: у него с внешней стороны все благополучно, но как раз этого внутреннего ядра и недостает — у него недостает порядочности, чувства чести, простого нравственного чувства. Прежде Д. Е. находился в нормальном детском доме, там по возрасту, по физической силе и по житейской опытности он был выше своих сотоварищей и очень импонировал им и любил предводительствовать. Постоянная грубость по отношению к воспитателям, дерзкие выходки так, не из-за чего, только чтобы показать себя, похвастать перед товарищами, терроризирование более слабых из них, понукание ими и полная их эксплуатация, принуждение их служить себе, делиться с ним всем, что они получают из дому, демонстративное неповиновение принятому порядку — «кому нельзя, а мне все можно» — со всякими угрозами по адресу воспитательниц в случае какого-нибудь с их стороны принуждения, грубость и ругань, спокойная, обдуманная, ругань, а вовсе не вызванная каким-нибудь сильным аффектом — все это вместе взятое приводит к тому, что Д. Е. становится фактическим руководителем всего детского дома, влияние воспитательниц на детей сводится к нулю, если так пожелает Д. Е. Пришлось удалить его в школу для трудновоспитуемых, причем педагогический персонал даже не имел смелости устроить это прямо, не прибегая к обману Д. Е., который, узнав про свой перевод, устроил такую бурю, что его привели в школу для трудновоспитуемых поздно вечером в сопровождении чуть ли не всего взрослого населения этого детского дома.
Можно было подумать, что перед нами красочная яркая фигура крупной, может быть, и дефективной, но все-таки яркой, незаурядной личности, что Д. Е. нечто вроде Васьки Буслаева.
Увы, этого не оказалось.
Попав в новую обстановку, наш Васька Буслаев, деспот, тиран и предводитель, сразу почувствовал, что здесь каждый новый товарищ ничем не слабее его, а тоже был в свое время в прежнем детском доме таким же ужасом и для младших товарищей, и для воспитателей; наш анархист после нескольких неудачных попыток сразу понял, что здесь совсем другая обстановка: насильничать оказалось невыгодно — товарищи сразу дали ему сдачи, дерзить, грубиянить по отношению к воспитателям тоже оказалось очень невыгодным, и Д. Е. сразу изменил тон: он был не Васька Буслаев, а просто — «молодец среди овец, а попал на молодца и сам стал овца». Д. Е. все это сразу понял, очень скоро приспособился и украсился всеми вышеупомянутыми добродетелями, в основе каждой из которых лежит совершенно точно высчитанный расчет — быть добродетельным оказалось очень выгодным, даже не прибегая ни к какому лицемерию.
Изменившись по наружности, Д. Е. сделал это вполне искренно, нисколько не притворяясь и не лицемеря; он отдает себе полный отчет в причине своего перерождения, но внутренне он остается еще все тем же и проявляет себя, если надеется на безнаказанность; был замечен в избиении более слабых товарищей, проявляет жестокость по отношению к животным, два раза за время пребывания в этой школе выстрелом из рогатки поранил проходивших по улице детей, причем в последний раз пытался свалить вину на одного из маленьких товарищей, запугав его предварительно, а затем самым бесстыдным образом наклеветав на него. По отношению к новым и мягким воспитателям неизменно принимает независимо-наглый тон, но моментально меняет его на очень почтительный, когда получает надлежащее воздействие.
В моральном отношении Д. Е. — типичный хам; он дефективен в этом случае. Следует ли его из-за этого воспитывать в учреждении для морально дефективных?
Нет, и вот почему. Будучи морально дефективным, Д. Е. не представляет собою ничего опасного в общественном отношении, так как он не идет против среды, а приспосабливается к ней и точно отражает ее на себе. Он, как горьковский мещанин, в меру умен, в меру глуп, в меру добродетелен, в меру злонравен и никогда не переступит этой меры — ему нужно лишь понять ее, а для этого таких, как Д. Е., надо учить; образование его не облагородит, но научит тонко понимать и определять эту меру, и тогда в мало-мальски нормальном обществе Д. Е. вполне приемлем; таких, как он, мы всюду встречаем в достаточном количестве и имя им — легион.
Таким, как Д. Е., надо воспитываться в школах для трудновоспитуемых.
3.Переходя теперь к супранормным детям, т. е. одаренным выше нормы, мы должны указать, что здесь очень трудно провести черту не только между денормностью и супранормностью, но даже между субнормностью и супранормностью — человеческая психика настолько богата и разнообразна, законы ее самоорганизации настолько сложны и причудливы, что часто выдающиеся люди оказываются таковыми только потому, что вся энергия их психики сосредоточилась в одной какой-нибудь из ее сторон, придав ей удивительное богатство и силу, но, с другой стороны, обеднив иногда до дефективности другие стороны души. И вот, вся судьба такого человека зависит иногда от простой случайности: если внешние условия жизни сложатся так, что такому человеку удастся пустить в ход именно сильную и богатую сторону своей психики, все будут считать его выдающимся человеком и он действительно станет таким; сложатся внешние условия неудачно — и перед нами будет типичный неудачник, которого все зачислят в разряд дефективных.
За примерами недалеко ходить: Ньютон считался в школе очень неспособным учеником, Бисмарк еле-еле мог двигаться вперед и тоже считался тупицей, Линней только по счастливой случайности не закончил своей карьеры ремеслом сапожника. Уатт определенно считался дефективным в умственном и невропсихическом отношениях, на Корнеля и Свифта махнули было рукой и родители и воспитатели, Чарлз Дарвин в юности был типичным шалопаем и лентяем, Ж.-Ж. Руссо был дефективен во многих отношениях — и все-таки все эти люди оказались талантливыми: может быть, именно в силу того, что их психика очень и очень уклонялась от нормы, что, может быть, вообще, богатая деятельностью душевная жизнь возможна лишь тогда, когда в самой душе имеются известные диссонансы, когда в ней самой идет активная борьба разных противоречивых начал, лишь бы душевная энергия ее была бы достаточно велика, лишь бы способность творчески действовать не была попорчена, лишь бы моральная сторона психики была достаточно здорова.
Таким образом, под супранормными натурами мы будем разуметь такие характеры, в которых мы можем констатировать наличность следующих данных: а) способности к творческой переработке воспринимаемых материалов хотя бы в виде достаточно высокой работоспособности; б) повышенной одаренности, хотя бы и односторонней, и в) нормально развитого морального чувства.
При отсутствии работоспособности или морального чувства мы такого ребенка, как бы богато одарен он ни был, должны признать дефективным.
Приведем примеры, иллюстрирующие нашу мысль.
а) Вот мальчик Ж. 3. 15 лет, невропат, истерик со многочисленными признаками вырождения и с весьма неблагополучной наследственностью, буян и скандалист; он тоже в прежнем своем местопребывании, в детском доме нормального типа, был коноводом, демонстративно не подчинялся никаким правилам дисциплины, дерзил, ругался; в школе для трудновоспитуемых он тоже причиняет немало хлопот, иногда он из кожи лезет вон, чтобы отличиться хорошим поведением, иногда он закусывает удила и безобразничает, ничего не разбирая. И при всем этом Ж. 3. является избранной натурой, артистом божьей милостью — он весь полон творческой энергии, он всегда чем-нибудь увлечен и всё делает с упоением, вдохновенно, как артист, — он читает запоем очень серьезные для своих лет книги, пишет рефераты, сочиняет стихи, горячо интересуется политикой, будучи убежденным и сознательным коммунистом, удивительно талантливо играет на сцене, совершенно перевоплощаясь в изображаемый им образ, учится он по всем предметам, кроме математики, прекрасно. Он не ворует, не курит из-за принципа, очень привязывается и к школе, и к отдельным лицам, доходя чуть ли не до институтского обожания тех педагогов, которых он считает знающими и которые дают что-нибудь его ненасытимой жажде знания.
Вот типично супранормная натура, которую психопатолог, наверное, признает дефективной, но в которой педагог чует высшую, избранную и сложную индивидуальность.
б) Вот И. К. 16 лет; будучи довольно слабым с физической стороны и имея туберкулезную наследственность, он вполне владеет собою, вполне благополучен в нервно-психическом отношении, обладает средними способностями, но удивительно талантлив, как художник, тонко чувствующий свой стиль; кроме того, он удивительно одарен чувством юмора, умением подметить все смешное и выразить это в короткой, язвительной эпиграмме, в карикатуре, в стишке, в простой надписи; о нем смело можно говорить как о начинающем писателе-юмористе и как о будущей крупной величине в области литературы, если только вдохновение не оставит его. В школьных занятиях он ленив, ничем не желая заниматься вместе с классом, не признавая никакого авторитета и считая, что он сам лучше всяких учителей знает, чем и как ему надо заниматься. Обыкновенно он все время что-нибудь читает, пишет и рисует, издавая богато иллюстрированные журналы со своими произведениями, — в этой области он удивительно работоспособен и неутомим. В школу для трудновоспитуемых попал за то, что деморализовал всех своих товарищей, не подчиняясь никаким требованиям дисциплины и роняя авторитет воспитателей постоянными язвительными насмешками и постоянным зубоскальством, граничащим зачастую с издевательством.
Здесь мы также имеем пример высокой одаренности, соединенной с большой работоспособностью при довольно скудно развитом моральном чувстве; натура, несомненно, супранормная.
в) Вот еще пример — Л. М. 13 лет, вполне здоровый в нервно-психическом отношении, но сильно попорченный улицей; в умственном отношении одарен не выше нормы, но учится туго, чтением не интересуется и вообще чужд каким-либо высшим духовным запросам — это натура практическая, с узкоутилитарными устремлениями; но зато в этом отношении Л. М. не имеет себе равных среди товарищей — в этой области он является блестящим талантом, маленьким Натаном Ротшильдом: пользуясь голодным временем, летом и осенью 1922 г., когда питание в детских домах было чрезвычайно скудным, он с помощью тонких психологических приемов добился того, что чуть ли не все его товарищи, в том числе и старшие по возрасту, оказались в полной его власти — он спекулировал порциями хлеба, отдавая их под большие проценты в долг и артистически действуя на голод, на жадность или на легкомыслие товарищей. Вскоре он достиг того, что уже действовал не сам, а через «рабов» — неоплатных должников, поступивших к нему в буквальное рабство и исполнявших всевозможные поручения за небольшую плату; дело было организовано мастерски: одни «рабы» занимались спекуляциями с хлебом среди товарищей; другие «рабы» контролировали их деятельность, так что спекулянты ничего не могли утаить от своего хозяина; третьи вели «внешнюю» торговлю, проскальзывая за пределы школы и меняя хлеб на табак, конфеты и прочее; наконец, двое дюжих переростков получали специальное вознаграждение «сдельно», применяя силу против тех, кто отказывался платить долги или попробовал бы протестовать против операций Л. М. На общих собраниях воспитанников все выборы заранее определялись волею Л. М., который не допускал на должность старосты по кухне никого, кроме своих «рабов», и заставлял их обвешивать в свою пользу товарищей. Все настолько было терроризированы Л. М., все так чувствовали свою зависимость от него, что только через полтора месяца эти операции раскрылись перед педагогическим составом школы, хотя воспитатели давно уже заметили, что дело обстоит неладно. Пришлось, подготовивши почву по отдельным классам, прибегнуть к общему собранию, которое после отчаянного сопротивления со стороны «рабов» Л. М. вынесло постановление о полном аннулировании всех долгов и путем «остракизма», тайного голосования по бумажкам, выявило главного инициатора. После этого очарование Л. М. пало и ему не стало житья в школе, так что он вскоре убежал из нее. Интересно: когда через несколько времени удалось открыть местопребывание бежавшего Л. М., то посланные за ним старшие воспитанники были встречены целой ватагой подростков-хулиганов, среди которых уже распоряжался Л. М., очевидно, он и здесь уже успел пустить в ход свои таланты. А ведь ему было всего 13 лет, он не был ни силен, ни храбр, ни хоть чем-нибудь привлекателен.
По своим организаторским талантам, по своей практической одаренности Л. М., несомненно, должен быть отнесен к супранормным; правда, область морального чувства оказывается у него дефективной, но если эта дефективность оказалась бы не органической, а экзогенной, то при надлежащем воспитании из Л. М. мог бы выработаться впоследствии замечательный финансист и хозяйственник-организатор.
4. Подведем теперь итоги нашему исследованию.
Мы поставили вопрос: что представляют собою трудновоспитуемые, для которых нужны особые учебно-воспитательные учреждения, отличные от учреждений для морально дефективных?
На этот вопрос мы можем ответить теперь таким образом: под трудновоспитуемыми следует разуметь следующие категории детей: а) денормных, как экзогенного, так и эндогенного происхождения, в том числе и типа А. Б.; б) субнормные, за исключением морально дефективных и умственно отсталых; в) супранормные типа Ж. 3., И. К., Л. М. и г) отчасти легкой степени морально дефективных типа Д. Е.
Что же касается остальных видов моральной дефективности, как экзогенной, так и эндогенной (типа В. Г.) и в особенности одаренных, но морально дефективных, то они должны воспитываться особо от трудновоспитуемых.
Чем же учреждения для трудновоспитуемых должны отличаться от школы и детского дома нормального типа и от воспитательно-исправительных заведений для морально дефективных?
Особенность этих последних учреждений заключается в том, что здесь приходится начинать с полного перевоспитания и заканчивать лишь доведением воспитанника до нормы; ставить какие-нибудь более значительные задачи было бы пока, при нынешнем положении педагогического искусства, утопией. Перевоспитание морально дефективного стоит такой траты времени и энергии, что думать о возвращении такого воспитанника в школу нормального типа не приходится. Перевоспитать, довести до нормы, снабдить знанием какого-нибудь ремесла, с помощью которого воспитанник мог бы существовать честным трудом, определить его на работу и оказать ему поддержку на первых порах его самостоятельной жизни — вот реальные достижения, к которым должно быть направлено воспитание морально дефективных. А для этого необходим длительный срок пребывания в таком учреждении — не менее трех лет; необходима полная изоляция от улицы и от условий прежней жизни, в том числе и от семьи, если она оказала вредное влияние на воспитанника; наконец, необходима мастерская при учреждении, где самым углубленным и деловым образом изучалось бы ремесло, — вот, что необходимо учреждению для морально дефективных и без чего оно превращается в бессмыслицу. Дело не меняется оттого, что среди морально дефективных попадаются лица, иной раз богато одаренные в интеллектуальном отношении, — не надо забывать, что такой вид моральной дефективности излечивается всего труднее, что подобного рода типы всего опаснее в общественном отношении, а поэтому допускать их во что бы то ни стало к высшему образованию было бы в высшей степени рискованно, это значило бы вооружить опасного для общества человека самым острым оружием — высшим образованием, допустить его впоследствии к очень ответственным постам и этим самым довести его общественную вредность до максимальных размеров.
Совсем иначе обстоит дело с трудновоспитуемыми — здесь требуется не радикальное перевоспитание, предполагающее полное перерождение всей натуры, а лишь очень интенсивный воспитательный процесс, имеющий своей целью известную гармонизацию психики и придание ей максимально устойчивого вида, после чего такого воспитанника надо вернуть в школу нормального типа и во всяком случае дать ему возможность довести свои дарования до максимального развития — ведь в них нет ничего общественно опасного, они иногда, например у супранормных, так ценны, так общественно необходимы. Здесь вовсе не нужна полная изоляция воспитанника от жизни, от обычных условий, в которых живет воспитанник учреждения нормального типа, здесь и срок пребывания может быть более коротким: чем скорее, тем лучше, что, разумеется, не исключает возможности для многих трудновоспитуемых пребывания в особых для них школах вплоть до окончания 2-й ступени; всего больше это возможно относительно супранормных.
Учреждения для трудновоспитуемых должны главной своей целью иметь возвращение своих воспитанников в школу нормального типа и предоставление им возможности продвинуться возможно дальше — вплоть до высшего учебного заведения.
Что же касается отличия таких учреждений от школ и детских домов нормального типа, то внешним отличием здесь является необходимость соединения в одном учреждении и школы, и детского дома — попытки строить детские дома без школы и школы без детских домов дали отрицательные результаты по отношению к трудновоспитуемым. Внутренним же отличием здесь является следующее обстоятельство: то, что в школе нормального типа может мыслиться как желательная возможность, без которой в конце концов можно обойтись, это же в школе для трудновоспитуемых должно рассматриваться как conditio sine qua non, как необходимое условие, без которого школа неминуемо рано или поздно развалится, например самоуправление, трудовая дисциплина, клубные занятия, индивидуальный подход к воспитаннику, физическое воспитание и т. д.
Качественная разница между методами и приемами школы нормального типа и школы для трудновоспитуемых невелика, различие заключается лишь в количественном отношении — в школе для трудновоспитуемых педагогический процесс должен вестись с максимальной интенсивностью.
Полк в тылу или в мирное время и полк на передовых позициях под непрестанным обстрелом — вот аналогия из области военного дела.
Школе для трудновоспитуемых нужны воспитатели с особыми нервами, с особой работоспособностью, с особой складкой характера и с глубокой верой в то, что камень, отвергнутый другими строителями, может лечь в основу дома.
1924 г.
