Игорь Петрович Иванов и коммунарская методика
Игорь Петрович Иванов и коммунарская методика
СОКОЛОВ Ричард Валентинович
старший научный сотрудник сектора культурной политики и прикладной культурологии Российского инстита культурологии, кандидат социологических наук
Чем дольше и дальше иду по пути изучения (около 40 лет) феноменов социальной педагогики, тем больше убеждаюсь, что деятельность С. Т. Шацкого, А. С. Макаренко, И. П. Иванова — проявление культурологического феномена, имеющего значительную историческую протяжённость. Поэтому я и взял для названия статьи термин «звенья в бесконечной цепи» философа Игоря Петровича Иванова, ставшего известным как педагог (доктор педагогических наук, академик АПН СССР, педагог-новатор) и как страстный поклонник наследия С. Т. Шацкого и А. С. Макаренко.
Чтобы глубже понять значение (для их времени и для времени нашего) каждого из этих трёх выдающихся социальных педагогов, необходим, с одной стороны, сравнительный анализ их опыта, их мыслей и их неосуществлённых устремлений. А с другой стороны, необходимо увидеть эти «три звена цепи» в широкой не только педагогической, но и культурологической ретроспективе.
Что же это за феномен? И что общего у этих людей, родившихся и работавших в разных местах России, имевших разное социальное происхождение и разное образование?
Казалось бы (а многим кажется и ныне), что феномен каждого из них — сугубо педагогический феномен. Ведь, так или иначе, но они известны прежде всего как педагоги.
Но, как раз это-то (в свете уже открывшихся фактов) вызывает самые серьёзные сомнения. Быть педагогом (по должности и быть автором педагогических произведений) можно и во-вторую, и в-третью очередь. История знает множество таких примеров.
К. Э. Циолковский тоже был учителем (в женской гимназии), но ему повезло больше, чем нашим трём «подвижникам соцвоса» — его считают, всё-таки, (и, прежде всего) основоположником научной космонавтики (иногда даже забывая, что по профессии он был учитель).
И мой собственный пример, всего-навсего, лишнее тому подтверждение (я тоже почти всю свою сознательную жизнь, если не «при педагогической должности», то «при педагогических обязанностях»)… Хотя по диплому — культпросветработник, а по диссертации социолог. Вот уже готовлюсь с коллегами отметить 50-летие своей педагогической деятельности, но при этом педагогическую свою «ипостась» никогда не считал в себе главной. Вот и эту статью я пишу не как педагогическую, а как бы по специальности «социология культуры, образования, науки».
Кто же они эти наши «подвижники соцвоса»? Хотелось бы сказать «в глубине их собственной души», какова была их главная миссия, что они делали, как теперь принято говорить, «на самом деле»? Но то, разве что, одному Богу известно. Нам дано лишь «домысливать на сей счёт», сопоставляя факты и их мысли, зашифрованные в авторских текстах, дерзко выхваченных нами из контекста их произведений в качестве цитат. Будем стараться домыслы свои пропускать через сито совести.
Долгие годы я считал (и писал об этом в статьях), что главное в их миссии — их прогнозное социально-педагогическое проектирование и моделирование. Теперь полагаю, что это не главное, но важное и с этого можно начинать разговор о «подвижниках соцвоса».
Почему прогнозное? Они были устремлены в будущее. Им было присуше убеждение (вовсе не для всех очевидное), что воспитание должно далеко опережать жизнь в ее «наличном бытии». И не просто предугадывать будущую жизнь, а творить её своими педагогическими деяниями. Можно сказать, что они стремились воспитывать будущее.
С. Т. Шацкий еще в 1903 г. записал в своем студенческом дневнике, мысль о том, что «новый уклад жизни, новых людей должна дать новая школа» (Шацкий С. Т. Пед. соч., т. 1, с. 148.). Заметим, что не только «новых людей», с чем трудно не согласиться, а ещё и «новый уклад жизни». Тогда же он писал, что настоящее «воспитание человека должно быть воспитанием его самодеятельности» (там же). Эта мысли и через сто с лишним лет многим педагогам кажется не очень-то понятной… Речь ведь идёт не о том, что в наше время называется «художественной самодеятельностью».
А мысль, привезенная из Америки сподвижником С. Т. Шацкого А. У. Зеленко (который и «подвиг» студента Станислава весной 1905 года на новую для того стезю социального воспитания) о том, что «дети являются работниками будущего» (там же), на первый взгляд, казалось бы, тривиальная, воспринималась ими, по его словам, как «учебно-воспитательное знамя» (там же, с. 272). Если думать, что речь идёт о детях, которые будут наёмными работниками, то при чём же тут «знамя»? А если речь о том, что дети творцы будущего?
И можно сказать, что это «знамя» С. Т. Шацкий со своими коллегами (и такими последователями, как А. С. Макаренко и И. П. Иванов) пронесли через всю жизнь. Вот, например, последователи И. П. Иванова объединились в ассоциацию «Педагогика социального творчества». А в последний день традиционного ежегодного сбора делегаций школьников из разных городов, собравшихся из десятков городов в ноябре этого года в Санкт-Петербурге уже в шестой раз на сбор «Звёзды дарят надежду», в последний день сбора участвовали в конкурсе социальных проектов.
Моделированием чего занимались «подвижники соцвоса»?
Многие годы считалось, что они занимались решением проблем коллектива, коммунистического воспитания.
От этого они никогда не отрекались, более того, ещё весной 1905 года С. Т. Шацкий и А. У. Зеленко не только мечтали «прожить с кучкой ребят всё лето на даче и начать создавать с ними нечто вроде рсспублики» (т. 1, с. 200), но и, проявив «наклонность к пионерству» (там же), блестяще осуществили эту мечту. Дети оказались «маленькими распорядителями своей общей жизни» (там же). Оказалось, что «детский кружок сам для себя создаёт законы», а взрослые способны «самым точным образом подчиняться всем правилам, которые вырабатывают дети» (там же).
И хотя, много позже, известный педагогический публицист С. Л. Соловейчик написал (и это тогда никто не оспаривал), что от опыта С. Т. Шацкого пойдут все пионерские лагеря и дома пионеров (ныне дома творчества), но ни нынешние лидеры «детского движения», ни педагоги «дополнительного образования» почему-то не собираются вести отсчёт своего возраста от феномена С. Т. Шацкого… Впрочем, почему так, догадаться не трудно. «Каждый выбирает по себе…»
То, что творили С. Т. Шацкий и А. У. Зеленко с дюжиной приютских сирот на даче летом 1905 г. можно было бы назвать «конституционной педагогикой». «Конституционную педагогику» С. Т. Шацкого блестяще продолжили Антон Макаренко и Януш Корчак, но их пионерские (лучше, наверное, сказать «пионерные заслуги») в том, что появилась Конвенция прав ребёнка как бы не замечают… Поиски наших «подвижников соцвоса» начала XX века оказывались как бы преждевременными и были, как говорится, не ко двору. Ни в 1905 году, ни полвека спустя, ни теперь. Ведь, так или иначе, они были «слишком демократичными» (если не альтернативными) тому, что в так называемом социализме связывалось официальными идеологами со словами «коллектив» и «дисциплина», со словосочетанием «коммунистическое воспитание». Не оказались ли они альтернативными и нынешнему корпоративизму?
Во всяком случае, у всех троих было очень много критиков среди тех, кого Макаренко называл «Олимпом».
Так, например взгляды Макаренко украинский НИИ педагогики назвал несоветскими (после того, как начальник Главполитпросвета Н. К. Крупская жёстко выступила против него на съезде комсомола).
С. Т. Шацкого она уважала, но ей приходилось защищать его (даже в прессе) от тех, кто считал вредными его взгляды.
И. П. Иванов с огромным трудом защищал (в прямом смысле) свои кандидатскую и докторскую диссертации. Последнюю ему удалось опубликовать лишь малюсенькой брошюркой «Воспитывать коллективистов» стоимостью 15 копеек… Академиком АПН СССР стал, когда был парализован и заново учился говорить… Как кто-то из педагогов заметил, «когда И. П. Иванов уже был «Олимпу» не опасен».
Но что интересно, воспитанники коллективов «подвижников соцвоса» до глубокой старости с гордостью утверждали, что в этих сообществах (колониях и коммунах) они «жили при коммунизме» и что «таким и должен был бы быть коммунизм». Разве это не достойное основание, чтобы назвать их творцами настоящего коммунистического воспитания? Чтобы не было путаницы, огульного охаивания всякого коммунистического воспитания, что многим сейчас очень выгодно. Но нынешние их почитатели и пропагандисты, похоже, больше всего на свете боятся произносить слова «коммунистическое воспитание». Они полагают, что наследие «подвижников соцвоса» надо укрывать в «троянском коне» «либеральной идеологии». Но возможно ли это? И нужно ли?
Может быть, «подвижников соцвоса» объединяло то, что теперь последователи И. П. Иванова называют «Педагогикой общей заботы»? Разумеется, и это. Кто же из них был против воспитания заботы о ближних, против альтруизма, против того, что Макаренко называл «добрым поступком по секрету»? Но это ли главное?
Созидание «Педагогики радостной перспективы»? Конечно же! Вызвать к жизни у детей радость, а потом строить перспективы её развития умели все трое. К этому призывали. И учили этому.
Отстаивание «Воспитательной педагогики»? И это тоже. Кто, как не эти «подвижники соцвоса» (термин А. С. Макаренко) боролись со сведением педагогики к дидактике, к «урокодательству»?
Созидание коллективных (организационных и других) средств приобщения к культуре подрастающего поколения? Разумеется. Не случайно в первом учебнике «Клубоведение» (1980 г.) всем трём отдана дань уважения. В полной ли мере, это уже другой вопрос.
Но вот что интересно. После 13 лет практической педагогической (и в то же время опытно-экспериментальной) работы по созданию детских воспитательных коллективов, т. е. ещё в 1918 году С. Т. Шацкий не без основания писал, что «эта работа тем интересна, что мы присутствуем при создании таких общественных взаимоотношений, которые далеко опередили условия нашей жизни…» (Шацкий С. Т. Пед. соч., т. 2, с. 54). Остановимся. Создание общественных отношений, которые опередили…
Ещё бы! Уже тогда (в 1918 г., когда С. Т. Шацкий открыто отказывался сотрудничать с Советской властью, а наркома просвещения А. В. Луначарского называл дилетантом) в его летней колонии «Бодрая жизнь» детям присваивали звание «коммунист»! Тем, кто своим физическим трудом полностью «окупал» свое содержание. Как видим, разное содержание в слово «коммунист» вкладывали нарком и руководитель детской колонии.
Заметим, что у А. С. Макаренко такая «самоокупаемость» появится лишь в начале 30-х годов. Именно тогда в его книге «Флаги на башнях» начальник коммуны заявит: «Я Советская власть!».
А подавляющее большинство педагогов и учащихся так за все годы Советской власти и не поняли что это такое для «подвижников соцвоса» «воспитать коммунистов», что для них «Советская власть».
А позже «Общественные взаимоотношения», которые имели место в воспитательных коллективах С. Т. Шацкого, оказались как бы прототипом тех, что позже проявились в воспитательных коллективах А. С. Макаренко, И. П. Иванова и многих других. Напомню ещё раз: писатель С. Л. Соловейчик писал, что от опыта С. Т. Шацкого пошли все наши пионерские лагеря и дома пионеров (дома творчества). Впрочем, «Федот, да не тот»…
Моделированием каких именно общественных отношений, какого образа жизни они занимались?
Конечно, какой-нибудь образ жизни всегда есть в любом детском сообществе (даже в бурсе был свой образ жизни). Но «подвижники соцвоса» создавали образ жизни, как мы теперь-то, наконец, поняли — общинножития. И, оказалось, совсем не случайно они называли свои коллективы коммунами. Но слово «коммуна» и раньше, и в наше время многих пугало и отпугивало от Шацкого, Макаренко, Иванова и их последователей. И с этим их испугом надо серьёзно разобраться.
Известный учёный, член комиссии по плану ГОЭЛРО (электрификации России) и одновременно известный и уважаемый православный священнослужитель о. Павел Флоренский писал: «Идея обшежития, как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом едиистве — назовётся ли она по-гречески киновией, или по-латыни коммунизмом, всегда столь близкая русской душе и сияющая в ней, как вожделеннейшая заповедь жизни, — была водружена и воплощена в Троице-Сергиевой Лавре преподобным Сергием и распространилась отсюда, от дома Троицы как от центра колонизации и территориальной, и хозяйственной, и художественной, и просветительской, и, наконец, моральной» (Флоренский П. Троице-Сергиева Лавра и Россия, с. 381).
Если уж быть совсем точным, то эта идея «была водружена и воплощена» на Руси ещё во времена Антония и Феодосия Печерских (в Киево-Печерском монастыре). И именно там первые на Руси «звенья бесконечной цепи». Но широкое распространение «цепь» общинножития в монастырях получила действительно благодаря Сергию Радонежскому, его ученикам и сподвижникам. А что же было? Было «особножитие». Это когда у каждого монаха своя отдельная избушка и свой огородик. Каждый сам себе выращивает овощи, сам хранит их в своём погребе, сам себе варит пищу… Единоличное хозяйство, как на нынешних садово-огородных участках…
В своих публикациях мы уже обращались к вопросу о появлении общинножития у наших предков (Соколов Р. В. Этнокультурные истоки общинности в менталитете русского народа, с. 132-136). Чуть-чуть повторюсь.
Если попытаться найти страну и века, в которых общинные поселения (коммуны) были наиболее ярко выражены качественно, продолжительно и в сравнительно большом количестве, то это Россия, конец 14-го и начало 15-го веков. Имеется ввиду, «общежитие» (или «общинножитие»), возрождённое самым почитаемым (и до сих пор!) в России святым Сергием Радонежским, «общинножитие», активно продолженное двумя поколениями его учеников.
Жизнедеятельность и пример сотни самодеятельно инициированных общежительных («общинножитных», как тогда говорили) монастырей-коммун на тогда ещё маленькой территории Древней Руси привели к серьёзному изменению образа жизни целого народа — к появлению общинности в сёлах и в менталитете русского народа.
Общинность на Руси существовала не всегда и появилась не вдруг. Не даром преподобного Сергия Радонежского величают «игуменом Земли Русской». Игумен — значит настоятель, наставник, учитель.
А что такое сельская община? Это, прежде всего семья, но не из семи человек, а семьи большой (до 250 человек). В. В. Абраменкова отмечает: «Русская патриархальная семья — достаточно большая социальная общность, объединяющая 3-4 и больше поколений ближайших родственников, а так же работников, нахлебников, приёмышей и пр. Такая семейная община, владеющая земельными угодьями и хозяйственным имуществом, могла занимать целое поселение, иногда включая до 250 человек, оставаясь стабильной в течение 150-200 лет!» (В. В. Абраменкова Российская семья: традиции духовности и патриотизма. Социокультурные и социально-педагогические проблемы современной семьи).
Заметим, что и в начале XX века было не мало попыток создания монахами трудовых коммун (преимущественно сельскохозяйственных). Или просто православными мирянами и даже питерскими рабочими, переселявшимися в деревни.
Но в 20-30-х гг. монастырские коммуны раскулачивали (как правило, это были крепкие, прибыльные хозяйства), прочие пытались превращать (и, как правило, принудительным образом) в светские артели и колхозы.
Коммуны, созданные инициативным образом, рабочими семьями, приезжавшими на село из крупных городов, местные власти «нагружали» повинностью создавать колхозы, вовлекая насильственно коллективизируемых селян. Такие коммуны, как правило, растворялись в среде вынужденных саботажников «колхозного строительства» и исчезали… Городские инициаторы коммун возвращались разочарованные «откуда пришли».
Заметим, что созданные С. Т. Шацким и А. С. Макаренко сообщества долгое время ими назывались не коллективами, а общинами. А. С. Макаренко стал активно употреблять термин «коллектив» лишь в середине двадцатых годов.
А созданные С. Т. Шацким и А. С. Макаренко детские коммуны были «реорганизованы». Школу-колонию «Бодрая жизнь» реорганизовали в «обычную школу», а макаренковскю коммуну в «промкомбинат».
И реорганизованы они были помимо воли их создателей. Это случилось ещё при жизни С. Т. Шацкого (скончался в 1934 г.) и А. С. Макаренко (скончался в 1939 г.), что делало трагичными последние дни их жизни. С. Т. Шацкий, которого назначили директором Московской консерватории, вовсе этому не радовался, а писал, что его с кровью, с мясом оторвали от любимого дела. А. С. Макаренко ставший писателем, писал, что он не отказался от борьбы, а лишь сменил род оружия. Об общинах, созданных С. Т. Шацким и А. С. Макаренко лучше всего читать в их произведениях «Бодрая жизнь» и «Педагогическая поэма». Найти подробные материалы о том, как их громили трудно…
Казалось бы, что коммуны, созданные И. П. Ивановым в Ленинграде (детская «Коммуна юных фрунзенцев» и студенческая «Коммуна им. А. С. Макаренко») и многие другие коллективы-участники «коммунарского движения» 60-х — 80-х гг. XX века «рассыпались» как бы сами собой. Кто-то даже стал утверждать, что наступил «кризис жанра»… Но это был самороспуск «по собственному желанию» в кавычках. Их участникам рано или поздно становилось непосильным ощущать всё более активное неприятие любезного им образа жизни «окружающей действительностью».
И тоже — (как правило) при жизни их создателей… Последние дни и для И. П. Иванова, и для многих его последователей оказались тоже трагическими… Заметим, что это уже при новом общественном строе…
Но в наше время мы наблюдаем удивительное явление возрождения интереса к наследию всех трёх наших «подвижников соцвоса». И что особенно удивительно, интерес этот не только со стороны историков и теоретиков воспитания, но и со стороны рядовых школьных педагогов-практиков, которые почему-то и слышать не хотят о «кризисе жанра».
В Москве действует «Форпост культуры им. С. Т. Шацкого» (с 1971 г.), «Первая опытная станция по внешкольному воспитанию им. С. Т. Шацкого» (с 1986 г.), в Санкт-Петербурге несколько лет работает «Школа им. С. Т. Шацкого» (негосударственное образовательное учреждение). «Общероссийская малая академия наук» (детская) провела в октябре Форум, посвящённый С. Т. Шацкому, а РГСУ — научную конференцию…
Макаренковские конференции прошли в этом году в Полтаве, Белополье, Москве (на базе РГСУ и целого ряда других ВУЗов), Егорьевске, Волгограде и многих других городах. Действует Международная макаренковская ассоциация (ММА), имеющая отделения в России, Украине, Италии, а теперь уже и в Америке… Ежегодно проводится Международный конкурс им. А. С. Макаренко (по организации производительного труда учащихся образовательными учреждениями!). Пять лет назад Международная Макаренковская ассоциация учредила медаль «А. С. Макаренко. За педагогическую доблесть».
Последователи И. П. Иванова, объединившиеся в ассоциацию «Педагогика социального творчества», каждые пять лет проводят в Санкт-Петербурге крупные многодневные Форумы (в последнем, в ноябре этого года приняло участие около полутора тысяч человек из десятков населённых пунктов страны). Ежегодно проводятся слёты студенческих педагогических отрядов и школьных объединений, стремящихся «работать по Иванову». Так что в «коммунарском движении» в узком смысле (последователей И. П. Иванова) и в «коммунарском движении» в более широком смысле (последователей Шацкого, Макаренко и Иванова) можно констатировать некоторое возрождение.
Однако, все перечисленные выше «ветви коммунарства» существуют пока почти независимо одна от другой и даже очень мало знают друг о друге. И совсем не знают о том, что существуют попытки создания трудовых коммун взрослыми (за рубежами нашей страны значительно более многочисленные), что в стране есть православные гимназии и кадетские корпуса, серьёзно заинтересовавшиеся опытом А. С. Макаренко.
Интерес к трём «подвижникам соцвоса» проявили в октябре этого года в Санкт-Петербурге ЛГПИ им. А. И. Герцена, Политехнический университет и Нахимовское училище и автор данной статьи с большим удовлетворением прочитал там публичные лекции.
Представляется важным обозначить в данной статье то, что открыли Шацкие, и что следовало бы, на наш взгляд, назвать «Законом развития общинножития в детском сообществе С. Т. и В. Н. Шацких».
«…виды и формы детского труда и его организация, претерпевая в своем развитии ряд нормальных изменений — все к большему разнообразию в формах и большей стройности в организации, — влекут за собой соответственные изменения в социальной, эстетической и умственной жизни детей» (Шацкий С. Т. Пед. соч., т. 1, с. 298).
Но это происходит не в обычной школе, а в «детской трудовой колонии-общине» или, как ее еще называли, «школе-колонии», построенной как своего рода натуральное детское хозяйство, в котором «первобытные формы труда сменяются кустарными и затем технически высокими» (там же) в последовательности, напоминающей смену форм труда в истории материальной культуры человечества. При этом «первичные детские организации случайного типа, быстро создающиеся и распадающиеся, приобретают все более длительные формы и обусловливают в дальнейшем параллельный рост социальных навыков. Грубые формы детского искусства сменяются более совершенными, вызывая к жизни творческие силы детей.
Развитие художественных запросов детей отражается на возникновении новых, интересных для них видов труда: дети строят планы и наполняются радостной тревогой осуществления. В конце концов выявляется идейная сторона детского общества, которая даст сильный толчок умственным, самостоятельным запросам» (Шацкий С. Т. Пед. соч., т. 1, с. 298).
Прервем эту чрезвычайно важную цитату, чтобы обратить внимание: умственные запросы детей не предшествуют труду детей в его эволюции, описанной Шацкими, а являются следствием труда.
Не объясняет ли это факт удручающего отсутствия желаемых познавательных запросов у современных учащихся «нормальных» (нетрудовых) школ? Не потому ли А. С. Макаренко утверждал, что «только организация школы как хозяйства сделает ее социалистической» (Макаренко А. С. Соч., т. 7, с. 402). Задумаемся: оказалось, что и не было «социалистических школ»!
Может быть, надо было соединять не обучение с трудом, как это пытались делать в «нормальных советских школах», а труд с обучением, как это было у С. Т. Шацкого и А. С. Макаренко?
Эволюция в развитии труда и хозяйства у С. Т. Шацкого гораздо более отчётливо и полно просматривается в опыте А. С. Макаренко.
Думаю, что не случайно, знакомясь с рукописью моей работы 1983 года на эту тему, известный психолог, директор Института психологии В. В. Давыдов (позже вице-президент РАО) подчеркнул следующие формулировки, выделенные курсивом: «А. С. Макаренко нашёл способ организовать в педагогическом процессе ту самую повторяемость, о которой долгое время мечтали многие поборники генетической психологии и которую никак не могли осушествить. Этим способом оказалось воспитание личности в коллективе и через коллектив, точнее воспитание (развитие) личности в развивающемся коллективе. Строго говоря, повторяемость филогенетического развития человечества повторяется не в онтогенетическом развитии индивида, а в онтогенетическом развитии коллектива… Стадии развития производительных сил и производственных отношений, пройденные человечеством…, повторял в своём развитии коллектив. а каждый воспитанник проходил эти стадии в своём развитии параллельно развитию коллектива».
Мы то знаем, что и Макаренко утверждал, что школа-хозяйство — «это не просто дорога к средствам существования» (там же, т. 4, с. 520). И Шацкий — что «детский труд не является… средством научиться обслуживать себя, делать все самому для себя, поделать некоторые полезные предметы обихода, нужные для дома, для хозяйства, и не был материалом для умственной работы,… а имел прежде роль, организующую нормальное детское сообщество» (С. Т. Шацкий, там же).
Позже появилась теория ведущих видов деятельности. Известный психолог Б. Г. Ананьев пишет, что в 30-е годы «в советской психологии стало общепринятым делить человеческую деятельность на три основные формы: игру, учение и труд. Наиболее последовательно это деление представлено в «Основах общей психологии» С. Л. Рубинштейна 1946 г. (Ананьев Б. Г. Психологические труды в 2-х т., т. 2, М, 1980 г.).
Заметим, что книга С. Л. Рубенштейна была отмечена Сталинской премией и это делало её чуть ли не священной. И из школы очень быстро были изгнаны игра и труд. Увы, но в те же годы из детского сада были изгнаны сказки и даже куклы. Игра исключалась из школы как ведущий вид деятельности, предшествующего «детсадовского возраста». «Что касается труда, — пишет Б. Г. Ананьев, — то он фактически исключался из факторов становления индивидуального сознания и формирования личности» (Там же, с. 19). И кем? Материалистами…
Считалось (и до сих пор эта парадигма господствует в отечественной психологии и педагогике!), что игра в детском саду готовит к учению в школе, а школьное учение готовит к труду после окончания школы.
Но что такое учебная деятельность, если из неё изъяты «повторяемость» в труде и в игре?
Об этом хорошо сказано у известного во всём мире философа Э. В. Ильенкова: «Не будучи в силах действительно усвоить определённые знания, т. е. индивидуально воспроизвести их, индивидуально повторить в кратком очерке историю их рождения, ребёнок вынужден их «зазубривать», «задалбливать» — бессмысленно заучивать. При такой педагогике и получается, что у него в ходе «усвоения знаний» формируется так называемая «произвольная память», но не формируется ум, мышление, способность суждения… та самая способность, которая когда-то все эти знания на свет произвела» (Ильенков Э. В. Учитесь мыслить смолоду — М., 1977, c. 47). Этот текст показывает, что является для Э. В. Ильенкова по-настоящему усвоенными знаниями.
Учебная деятельность без труда, игры, без «повторяемости исторического в логическом» (философы поймут, о чём речь) не просто очень тягостная и мучительная многолетняя пытка для детей. Это ещё и тормоз развития детей, который приводит к тому, что педагог-новатор Б. П. Никитин назвал в своих книгах «необратимым угасанием способностей детей».
И как должны мы быть признательны мужеству Б. Г. Ананьева, который уже давно осмелился написать то, что развенчивает и до сих пор существующую парадигму: «оказалось, что не только учение должно быть более ранним… но и труд, в виде самообслуживания и простейших операций общественно-полезной деятельности должен иметь место в детском саду» (Там же, с. 20). Даже в детском саду! Более того, Б. Г. Ананьев утверждал такое, что может привести в испуг многих современных «шкрабов» (школьных педагогов, по терминологии 30-х гг,): «только в процессе трудового обучения и выполнения посильного общественно полезного труда можно сформировать у детей готовность к труду» (там же).
А ведь И. П. Иванов учился в университете у Б. Г. Ананьева… К каким «педагогическим плодам» и к какой «готовности трудиться» привели усердия педагогов, учившихся по «Основам общей психологии», страна увидела через полвека. Оказалось, что, чем успешнее учебная деятельность учащихся нашей современной школы, тем больше вынускники готовы… к продолжению учебной деятельности (в институте, аспирантуре, докторантуре…), а вовсе не к труду, тем более в «производственной сфере». Нужны доказательства?
А ведь в опыте С. Т. Шацкого и А. С. Макаренко именно труд был главным системообразующим фактором развития и коллектива детей, и их способностей, запросов. И вот в этом развитии «производительных сил», производственных (и прочих) отношений в детском сообществе «наступают, наконец, моменты, когда замкнутый период детского общежития выходит за свои рамки, когда ему становится тесно и весь смысл своей дальнейшей жизни оно видит в общении с окружающим миром» (Шацкий С. Т. Пед. соч, т. 1, с. 298).
Вывод С. Т. Шацкого и его коллег о том, что в эволюции развивающегося детского сообщества (не обычной традиционной школы, а школы настоящей, в основе которой лежит детский труд) есть два периода («замкнутый» и «открытый») имеет огромное значение.
Этот закон ярко проявился и в опыте А. С. Макаренко. Доктор педагогических наук С. А. Невская (специализирующаяся в РАО на издании трудов Макаренко) на вечере, посвящённом С. Т. Шацкому в музее А. С. Макаренко согласилась, что этот текст вполне мог бы быть эпиграфом к «Педагогической поэме» А. С. Макаренко. Его община (Колония им. А. М. Горького, превратившаяся в Коммуну им. Ф. Э. Дзержинского) за 16 лет своей эволюции прошла путь от собирания желудей, огородничества, через животноводство и кустарные мастерские, до промкомбината с тремя заводами (электроинструмента, фотоаппаратуры, инструментального), с собственными школой, техникумом, рабфаком и пятью десятками кружков художественного и технического творчества. Включая зверинец диких зверей, планерную и конную секции, лучший в Харькове духовой оркестр.
А если мы внимательно посмотрим на полувековую эволюцию монастырской общины, созданной в 14-ом веке Сергием Радонежским, то мы без особого труда увидим, что закон, описанный Шацкими, применим и для понимания того, как нашему великому предку удалось превратить нищенствовавшее долгие годы сообщество (чуть ли не маргиналов) в процветающую трудовую монастырскую коммуну. Коммуну, сумевшую не только воспитать будущих основателей крупнейших монастырей (постепенно превратившихся в неприступные крепости на стратегически важных водных и сухопутных путях), но и повлиять на геополитику государства, на превращение его из бедной провинции Золотой Орды в независимое государство, а затем и в могущественную империю.
Таким образом, если опыт С. Т. Шацкого и других «подвижников соцвоса» рассматривать в историческом контексте столетия, то это явление безусловно культурологическое.
А если рассматривать в контексте тысячелетия (а общинножитие начинали вводить ещё в Древней Руси Антоний и Феодосий Киево-Печерские, то «подвижники соцвоса» 20-го века с их древними предшественниками вполне могут рассматриваться современной культурологией не только как феномен прикладной культурологии, но и в аспекте культурной политики, коим рассмотрением мы и начали уже заниматься в Российском институте культурологии.
Итак, какова же роль каждого из трёх «подвижников соцвоса» 20-го века в свете сказанного выше.
Во-первых они поставили задачу воспитания «будущих граждан». Во вступительной статье «Новая общественная работа» в книге «Дети — работники будущего», изданной в 1908 г. с подзаголовком «Первая книга московского общества «Сетлемент», соратник С. Т. Шацкого А. У. Зеленко пишет: «…работая с детьми, приготовляешь будущих граждан, работников и людей, которые, постепенно эволюционируя и превращаясь во взрослого человека, сумеют и воспользоваться реформами, введенными для них, и разумно изменить и проконтролировать их в случае необходимости» (Дети — работники будущего. — М., с. 17). А что дальше? А дальше «возбуждение среди населения инициативы в работе улучшения условий своей жизни» (Там же). Другими словами, социальное воспитание подрастающего поколения и взрослых как путь к созиданию гражданского общества.
С. Т. Шацкий, следуя к этим целям, открыто провозглашённым в книге 1908 года, начал упорно исследовать пути создания детского сообщества, положив в основу созидание общинножития. И не как-нибудь, а прежде всего, через «развитие форм и видов труда».
А. С. Макаренко повторил, продолжил, продлил исследование в этом же направлении и подтвердил догадку Шацкого о возможности достижения в детско-юношеском трудовом коллективе «промышленно-развитых форм труда» (напомним, что С. Т. Шацкому так и не дали создать завод в колонии «Бодрая жизнь»). Макаренко удалось создание не только промышленно развитых для своего времени форм производства, а самых развитых форм, с организацией труда, по мнению многих исследователей, далеко опередившей своё время. Соответственно и остальных форм жизнедеятельности детского сообщества, которые Шацкие назвали «социальными инстинктами», «детским искусством», «познавательными запросами».
И. П. Иванов показал, что термин «забота» (у Макаренко «труд-забота»), осмысленный как философская категория и «инструментованный» как педагогическая система, может быть использован для создания общинножития в условиях, когда определение трудовых (производственных) форм являются государственной монополией, а детский труд запрещён законом. Оказалось, что даже в узком прокрустовом ложе «общественно-полезной деятельности» учащихся возможно появление форм социальной жизни (с признаками жизнедеятельности), их развития в направлении общинножития и получения некоторых результатов, которые достигались при общинножитии наших предков.
Другими словами, «подвижники соцвоса» доказали, что коммунистическое воспитание возможно и при начинающемся социализме и даже, в какой-то степени, при как бы «развитом социализме». Но наличие общества, называемого социалистическим (даже при некоторых признаках социализма) вовсе не означает гарантии именно коммунистического воспитания.
Конечно, в сравнении с общинножитием макаренковских общностей 20—30-х гг. общинножитие «коммунарских» объединений второй половины 20-го века и начала 21-го выглядит, зачастую, как пародия на общинножитие в опыте С. Т. Шацкого эпохи капитализма (1905-1917 гг.) и, тем более как пародия на общинножитие сообществ Сергия Радонежского и его учеников эпохи феодапизма.
Не случайно воспитанники А. С. Макаренко, оказавшиеся на коммунарских слётах были весьма осторожны в похвалах и приветствиях. Но, тем не менее, полагаем, следует признать, что это всё же «звенья одной цепи» (напомню, что это термин И. П. Иванова).
Понимаем, что данное суждение может вызвать у лидеров современного «коммунарского движения» реакцию обиды, ведь многие из них убеждены, что они делают — это «воспоминание о будущем».
И чем меньше эти люди перешли от детского мифологического мышления к научному, тем сильнее может быть накал эмоций… Не следовало бы сперва получше вспомнить о Макаренко? Он ведь тоже «из будущего».
В этой связи интересно отметить, что психологическое ощущение радости общинников явно прогрессирует (при переходе от феодализма к капитализму и далее). Как сказал бы поэт: «Радость прёт!» (В. В. Маяковский). При этом, социальная значимость деятельности общин от эпохи к эпохе становится всё меньше и меньше… Что-то вроде обратно-пропорциональной зависимости. Всё это, конечно же, пока ещё не очевидно (и особенно не очевидно для педагогов).
Возможно ли возвращение к «настоящим» трудовым коммунам? По некоторым сведениям сейчас в мире можно насчитать тысячи попыток их создать. Есть такие попытки и в России.
Но это всё требует чрезвычайно внимательного фактологического, социологического изучения имеющихся феноменов и серьёзнейшего философского их осмысления.
2008 год
| Ричард Соколов 28 Октября 2013 - 20:18 | |
Кроме моих статей на этом сайте Вы можете найти много наших материалов по И.П.Иванову и коммунарскому движению на нашем сайте makarenko-sokolovy.ru |
|
| [Ответить] [Ответить с цитатой] | |
